Не стоит

[naruto-the-elders]

Название: Не стоит
Автор: Soul of a Black Raven
Персонажи/Пейринг: Изуна, Мадара, Хаширама. Намёк на Хаширама/Изуна
Жанр: недо-UST, недо-романс, недо-ангст
Рейтинг: PG
Дисклаймер: герои придуманы Кишимото
От автора: хотел написать драббл, в итоге расписался до завязки миди. Но продолжение пока под жирным вопросом.


Шум снаружи — резкие окрики, суматоха, лязг оружия — заставил Изуну напрячься и подскочить на татами, хватаясь за рядом лежащий меч.
Нападение? Бунт? Или вернулась разведка?
Затянувшееся осенне-тревожное время, своим тяжёлым дыханием вздёрнув нервы всем без разбору, становилось невыносимым в вечерней тишине, когда слышно только треск фитиля в масляной лампе. Выдержка сдавала у многих.
Мадара, выводящий на листе рисовой бумаги иероглиф «огонь» не поднял головы, даже когда в шатёр ворвался и упал на колено один из воинов-разведчиков, Ямада.
— Докладывай, — жестко потребовал Изуна. Ямада выпрямился, но в глаза смотреть не стал. Почти никто не смотрел.
— Столкновение между Сенджу и Хьюга на границе нашего лагеря. Один выживший, но он серьёзно ранен.
— Известно, кто?
— Да. Хаширама Сенджу.
Изуна похолодел. Тот человек...
Рукоять меча впилась в ладонь, когда Учиха сжал её.
— Перенесите его в одну из палаток и вызовите Кику осмотреть раны, немедленно.
Поклон.
— Двоих на охрану. Кроме нас и медика — никого не впускать, — голос Мадары заставил брата вздрогнуть.
— Слушаюсь!
Дёрнувшегося к выходу следом за разведчиком Изуну пригвоздили к земле небрежно, но тяжело оброненные слова.
— Только молча.
Он обернулся.
У Мадары — глаза демона. Такие же у него, Изуны. В боях и тренировках их кровь перемешалась настолько, что выражение «кровное родство» приобретало новый смысл. Изуна изучил брата вдоль и поперёк. И так же — от мыслей, до мелких привычек — тот знал его самого.
Поэтому словесное напутствие в спину неприятно кольнуло.

Они могли бы добить Сенджу. Раз у него такая мысль мелькнула, Мадара уж точно об этом думал, даже несмотря на то, что неприкрытое противостояние и соперничество с Хаширамой превратило их в заклятых друзей. Но совсем недавно между кланами был подписан пакт о ненападении. К тому же оставался младший из братьев, Тобирама. Обезглавленным клан не остался бы, а разъярённый родственник мог устроить кровную месть. Этот — запросто.
Сидя в своей палатке, Изуна неторопливо заполнял свиток, который собирался отправить вместе с вороном в клан Сенджу, и думал о том, что Тобирама и Мадара похожи. И что глупо надеяться, что между ним и Хаширамой может найтись что-то общее. Война разделила их, проведя невидимую, но чёткую грань, и держала обоих на расстоянии удара. Ни сойтись ближе, ни разойтись так, чтобы «из сердца вон».
Рука с кистью замерла, не дописав иероглиф. Изуна мысленно повертел свою последнюю сентенцию и усмехнулся остро. И тут же скривил губы. Из сердца вон, значит? Брат и правда хорошо его знал. Или судил по себе? Одержимостью, сравнимой разве что с любовной страстью или жаждой силы, которую они делили с отрочества на двоих, попахивало увлечение Мадары Сенджу. Изуна иногда испытывал смутное беспокойство по этому поводу, считая, что брат увлекается сверх меры, сейчас же одни мыли «о» вызывали лишь головную боль. Это была даже не ревность. Изуна находился на грани холодного отчаянья, хотя сам себе в этом не признавался.
Хаширама — живое воплощение самого понятия «сила», к которому так стремились оба Учиха. Только вот у Мадары это так и осталось жаждой обладания, где не понятно, чего больше: стремления победить или продолжать этот танец вечно. А у него переросло во что-то иное…
«Только молча»
— Я знаю, брат.
Дописав, Изуна вложил записку в футляр и, прикрепив к лапке ворона, отпустил в подслеповатое от набежавших туч небо. Непроглядная ночь дышала в лицо глухим безразличием, и казалось, что ками отвернулись от людей, чтобы не видеть творящегося в их умах и душах.
Изуна убрал принадлежности для письма и сосредоточился на свече перед собой: она горела в темноте ровно и мягко. Огонь... всегда его успокаивал, выжигая из сердца лишние эмоции.

На пороге в палатку, где лежал Сенджу, Учиха остановился. Визит вежливости Мадара, скорей всего, уже совершил, зачем же Изуне понадобилось зайти к Хашираме посреди ночи — сколько-нибудь внятный предлог не придумывался. Дыры в стратегии на поле боя сыграли бы роковую ошибку, но в лагере, принадлежащем Учиха, он мог воспользоваться своим положением хозяина, поэтому бездумно ступил за порог.
— Доброй ночи, Изуна-кун.
Обращение мягко окатило тело и Учиха едва не сделал шаг назад, за полог.
Хаширама лежал на походном футоне, весь в рыжих отсветах трепещущего огня: в плошке заканчивалось масло. Не утративший своего спокойного величия и снисходительности, с волевым, несколько осунувшемся из-за ран лицом и размеренными, скупыми, но уверенными жестами: он пригласил сесть рядом с ним с такой простотой, словно не он был гостем-почти-пленником.
Свежие бинты мелькнули из рукавов и ворота косодэ, приторный запах мазей дразнил ноздри, а чёрные провалы теней словно уходили корнями в мир Лунного Бога. Густая тёмная грива волос походила сейчас на влажные, вытащенные из моря на песок водоросли. Учиха называли демонами? О нет, демон — вот. Он уже в их клане, как чума, как... Сердце сделало кульбит. Отчего-то сейчас как никогда Изуна понимал желание брата стереть этого человека с лица земли.
Но не мог не любоваться им. Восхищение тугим комком прокатилось по горлу. Изуна не боялся Хашираму. Он боялся себя рядом с ним.
— Прошу прощения, что не могу должным образом поприветствовать...
Фраза могла быть чистым издевательством, если бы это не говорилось знакомым спокойным тоном. Что не мешало мягкой насмешливости отражаться в чужих глазах.
— Не стоит, — хрипло произнёс Изуна и заставил себя подойти к Сенджу. Тот молча смотрел на него, а может сквозь него, и по обветренному лицу с приятными, обманчиво-открытыми чертами нельзя было прочесть ничего.
Забинтованная рука приподнялась устало, но с неуловимой грацией крупного хищника. Широкая, чуть коротковатая ладонь была похожа на отполированную древесину.
— Если не сложно, Изуна-кун, налей мне воды.
Изуна едва не набрал воздуха в легкие, чтобы возмутиться... и промолчал. Пересел поближе, налил в глубокую глиняную пиалу воды — от неё несло какими-то лекарствами, повернулся к Хашираме и замер.
У всех Учиха чёрные глаза. Но Изуна забыл уже, каково это, смотреть в радужку и не различать зрачка. Алый цвет шарингана давно заменил природный цвет глаз что в зеркале, что в глазах брата. А другие не смели глядеть прямо в глаза, большую часть времени обагрённые Мангекё Шаринганом.
Внезапно Хаширама ухватился за запястье Изуны и, приподнявшись на локте, стал жадно пить, при этом цепко глядя в лицо. Дрожь волной прошлась по спине, рука с пиалой дрогнула, едва не опрокинув её.
Отвести взгляд — невозможно. Мир сузился до тёмно-карих, слегка раскосых глаз. Время замерло, и чужие пальцы на запястье словно прожигали кожу.
Изуну бросило в жар. А когда Хаширама допил воду и отпустил его, мазнув большим пальцем по не защищённому наручами месту у основания ладони — едва не подскочил.
Откинувшись на футон и прикрыв глаза, Сенджу спокойно, чуть глуховато произнёс:
— Возможно, ты прав и... не стоит.