Авторы: Lady Aribet, Riana Miyako
Бета-вычитка: Riana Miyako, Ифрит
Фандом: Наруто
Пейринг: Минато/Кьюби (и наоборот)
Размер: мини, закончен
Категория: посчитаем за слэш
Жанр: псевдопостмодернизм
Ворнинг: см. жанр
Рейтинг: PG-15
Размещение: все вопросы в умыл
Дисклеймер: с миру по нитке – графоману фанфик (с)
Саммари: Духовные практики мертвого Йондайме.
ЧитатьНи одной зазубрины
На лице прямом.
Через невозможное
Стоны, слезы вложены,
Стоны, слезы слышатся
В пении немом…
Мантрами железными,
Как простыми лезвиями,
Как простыми лезвиями
Выправляют мир…
(с) Пикник.
Через невозможное
Стоны, слезы вложены,
Стоны, слезы слышатся
В пении немом…
Мантрами железными,
Как простыми лезвиями,
Как простыми лезвиями
Выправляют мир…
(с) Пикник.
И пришел девятихвостый.
Смерть – то, что бывает с другими. Минато верит в это до последнего. Даже когда понимает, что проигрыш неизбежен. Даже когда вспоминает про запретную технику. Даже когда седой, словно покрытый изморозью Бог Смерти, уже раззявил рот и прикусил рукоять клинка.
Смерть – то, что бывает с другими. Кунай вываливается из ослабевшей руки, пальцы онемели, и невозможно ими пошевелить. Минато даже глаза скосить не в состоянии, может только боль чувствовать, страшную, невыносимую боль, которая кончается внезапно, отсеченная ножом. И не ощущает уже ничего, даже удара спиной об пол.
Минато лежит ничком и чувствует, как смежаются веки. Как будто засыпает, это очень похоже на сон, который наваливается, которому нельзя сопротивляться, но только не сон это, совсем не сон.
Минато сопротивляется, и неужели это и есть смерть – медленное, растянутое до бесконечности умирание? Мгновение, растянутое в вечность?
Словно затухающий обгорелый фитиль свечи, он лежит навзничь, и кто-то касается его лица. Зрение – последнее, что еще осталось, но веки уже опущены заботливой рукой.
Больше нет ничего.
Как пусто вокруг.
Кто-то держит его холодеющую ладонь, но это тело уже не имеет никакого отношения к нему. Как легкий обломок подхватывает весенний ручей, его подхватывает чакрой, полным, неисчерпаемым потоком. Позади остается родная Коноха, спасенная им, но не для него. Позади друзья, учителя и ученики. Позади любимая и сын. Минато внезапно становится грустно, так грустно, что все сжимается там, где раньше было сердце, и чакра слезами течет, струится из глаз.
Все, что остается от Минато в мире живых – четкие символы на теле светловолосого мальчишки. И строгий гордый лик, высеченный в скале.
И крохотная искорка сознания. Багровая нить накала, тонкая вольфрамовая спираль, дрожащая в вакууме. Вокруг нет ничего и никого, и одновременно есть все, что угодно. Любое слово, произнесенное вслух, можно разглядеть. Его единичное сознание, подхваченное чакрой, готово раствориться в бездонном потоке. Чакра вымывает память, опыт, воспоминания, очищает, оставляя дух, который никогда не угаснет.
Мгновение действительно растянулась в вечность, потому что, кажется, и секунды не прошло, как его лица коснулась ладонь. Кажется, он все еще лежит на холодном полу, и тело его медленно становится таким же – холодным и жестким, как камень. Минато все еще осознает себя, все еще помнит лицо жены, которое меркнет, размывается… Минато кричит, не разжимая губ, крик пересекает вселенную и возвращается обратно. В ту же самую точку, что является его беспокойным сознанием.
Минато – выбитый пиксель, крохотная темная точка на ярком телеэкране. Чакра увлекает за собой, стирая все, составляющее его сущность, и в эту самую секунду потухшая свеча вдруг вспыхивает, возжигается ярким, безжалостным светом. Минато снова кричит, слепнет и теряет способность мыслить.
Нить накаливания – яркая, как никогда. Гаснущие угли-мысли снова разгорелись. Его сознание – не одно во вселенной. Больше не в одиночестве. Вместо ласкового потока чакры – пустота. Вместо умиротворяющего шепота нирваны – тишина. Не абсолютная тишина, но напряженная.
Минато открывает глаза и понимает, что до того они были закрыты. Медленно моргает, вглядывается в окружающую темноту. В груди что-то жжет, совсем по-прежнему. Лежа на темноте, он растерянно озирается, оглядывается. И против воли из горла вырывается крик.
Потому что снова, как в ту секунду – чудовищный, громадный, во всю ширь этой пустоты, Девятихвостый.
Страшный.
Во рту становится сухо.
Страх Хокаге не к лицу. И Минато молчал о нем. Молчал, улыбался до последнего, пока не вывалился кунай из ослабевшей руки. Никто не знал о том, как страшно умирать.
Но это не значит, что ему не было страшно.
И вот сейчас Минато, маленькая, ярко горящая точка посреди темноты, лежит ничком, с закрытыми глазами, чувствует всем телом горячее дыхание Лиса. Закрывает голову руками. Присутствие огромного тела поблизости, так близко, что внутри все замирает, слипается холодным комком.
Одного движения Лиса достаточно, чтобы…
Достаточно чтобы что?
Убить можно только живых.
Минато открывает глаза. Смотрит в упор на своего убийцу. Лис дышит, тихо для такого огромного существа, шумно для Минато. Его исполинская морда ощерена. Минато ждет. Лис тоже.
Пальцы послушно сгибаются, по старой, доведенной до автоматизма привычке, Минато ищет кунай, потом смеется над собой.
- Ты же умер, - рычит Девятихвостый, огромные глаза горят огнем.
- Это ты умер, - нервно смеется Минато, - А со мной все в порядке.
Лис молчит, наблюдает, как Минато разглядывает свои ладони.
- Я жив? – Минато касается пальцами собственной щеки. Поглаживает ее, и кожа упруго прогибается от прикосновения. Минато вдыхает глубже, давит сильнее. Ногти преодолевают сопротивление плоти, безболезненно скользят, и Минато понимает, что его собственный палец торчит изо рта
- Это печально, - невнятно говорит он, вынимая палец. От сквозной дыры в щеке не осталось и следа. Минато втыкает палец в раскрытую ладонь, но происходит тоже самое – плоть послушно расступается, словно и не плоть вовсе.
- Тебе не хватает контроля.
- Тебе лучше заткнуться.
Минато отворачивается и Лис перепрыгивает через него. Огромный черный лисий нос больше чем весь Йондайме.
- Жалкий человек, - шипит он, и горячее дыхание едва не сшибает с ног, - бесхвостая обезьяна.
- Ты убийца, - недобро щурится Минато, - Моя бы воля, я бы уничтожил тебя целиком и полностью.
Лис молчит.
Минато идет прочь. Идет долго, может, час, может, два, а может, и сутки. Это место похоже на ласковый поток чакры, и, вместе с тем, абсолютно не похоже. Здесь не ощущается ни времени, ни пространства. Но он остро ощущает чужое присутствие.
Минато оборачивается. Лис остался в сотне шагов от него, хотя лежал неподвижно. Минато идет прочь, но не может уйти дальше. Он залезает на темный выступ, прижимает ладони к щекам. Болтает ногами в воздухе.
От присутствия Лиса все горит, черная ненависть сжигает изнутри. У Минато никогда не было личных врагов. Враги деревни – да, но не личные враги. Теперь есть.
- Ненавижу, - выдыхает Минато в ладони, дыхание собирается влагой на коже, - Ненавижу-ненавижу-ненавижу.
Хорошо бы собрать чувства в кулак и ударить. Но не выходит.
Лис дышит за спиной, и Минато передергивается. Ему уже не страшно. Ему неприятно.
- Где мы?
Лис молчит.
- Что это за место? Как оно называется?
- Твой жалкий мозг все равно не в силах это понять, - фырчит Лис, сворачиваясь большущим пушистым клубком, - Вам, человекам, лишь бы дать названия всему.
- Можешь сказать, или нет?
- Ты все равно не поймешь. Как я могу сказать тебе, что это за место, если оно существует только в твоем восприятии?
- Только в моем? – недоверчиво глядит Минато, - А что насчет тебя?
Лис не отвечает, сует морду под рыжую лапу. Спит.
Время то ли тянется, то ли бежит. Минато и не думает об этом. Просто существует. Бесцельно и бессмысленно. Ничего не ждет. Ненавидит Девятихвостого. Это практически единственное его занятие в этой гулкой пустоте.
- От твоей ненависти здесь нечем дышать, - говорит Лис.
Минато молчит.
- Ты считаешь себя единственной жертвой? – Лис катается по темному полу, ловит лапами невидимых пташек. Изгибается, вытягивая лапы, мощные челюсти хватают воздух.
- Ты нарушил мою гармонию, - говорит Лис.
- Ты разрушил мою деревню, - Минато непроизвольно сжимает ладони в кулаки. Несмотря на то, что Лис много больше, здесь это не имеет значения. Его сознание ничуть не больше, чем сознание Минато, да и какие размеры могут быть у сознания?
- Я тут не причем, - оправдывается Лис, не прекращая своего занятия, - Я лишь жертва обстоятельств. Впрочем, бесхвостой обезьяне этого не понять.
- Ты, - Минато держит себя в руках, но плохо, - Ты, хвостатая обезьяна, где мы находимся, отвечай живо!
- Если говорить вашими словами, - Лис больше не дурачится, смотрит на Минато, выгнув спину, словно изготовился к прыжку, - Это подсознанка твоего драгоценного детеныша.
- Детеныша? – непонимающе повторяет за ним Минато, - Моего сына?
- Безмозглая обезьяна, - шипит Девятихвостый, и шерсть на его загривке встает дыбом, - Ты запечатал меня в его теле, где еще я могу находиться? Или ты настолько глуп, что…
- Ты знаешь о нем?
- Да-а-а, - агрессия исчезает без следа. Лис вновь ложится на пол, спиной к нему, - Я умею чувствовать его настроение.
- Что он чувствует? – Минато оббегает Лиса, эту пушистую громадину, словно гору, поросшую частым лесом, - Что с ним?!
- Отстань, - притворно просит Девятихвостый, - Я устал.
- Хватит врать! – Минато запыхался, стоит перед ним, требуя ответа, но Лис вновь воротит морду.
- Уйди.
- Говори немедленно.
- Если ты настаиваешь, - вздыхает Лис, - Твоя идея провалилась.
- О чем ты?
- По себе других не судят. Твоя просьба осталась невыполненной.
- Моя просьба?
- Вся деревня знает о моем, так сказать, присутствии, - довольно щурится Лис, - Все считают твоего детеныша монстром.
- Не может быть, - Минато не хочет верить Лису, но тот вполне убедительно доказывает свою точку зрения. Волна злости и ярости захлестывает Минато, как цунами.
- Ты ненавидишь меня, потому что я убийца и разрушитель, - подобие ухмылки появляется на вытянутой рыжей морде, - Твоя ненависть довольно неприятна, чтоб ты знал. Но меня немного утешает, что жители деревни точно также ненавидят твоего детеныша. Твоя любимая деревня, ради которой ты умер, ради которой пожертвовал им, ненавидит его, - последнее слово Лис перекатывает на языке, словно конфету. - Это так сладко, так дивно, наблюдать, как они смотрят на него с презрением, смотреть, как твое наследие втаптывают в грязь.
- Ты врешь.
- Зачем? - Лис мягко хихикает, - правда гораздо больнее любой лжи. Ты сам это знаешь, не так ли?
- Заткнись, - шепчет Минато бессильно.
- Люди так быстро забывают, как только пропадает страх, они начинают копаться в своих жалких страстишках, словно жуки в навозной куче. Как ты думаешь, что за жизнь ждет твоего детеныша в этом мире, одинокого, никому не нужного? - Лис жмурится, словно одни мысли об этом доставляют ему радость. Но, наверное, так оно и есть.
- За что они его так?
- Они считают, что твой детеныш это я, - фырчит Девятихвостый, - И отчасти они правы. А твой детеныш этого не понимает. Ему больно. Он плачет.
Минато сжимает и разжимает кулаки. Больше всего сейчас он хочет ударить, все равно кого, все равно что. Он не верит в то, что слышит, и все же слова, оброненные Лисом, упали в благодатную почву, и он не может не сомневаться. И это больно, до дрожи, до судорог, потому что он не хочет, не может верить ему. И все же верит.
- Нет, нет, нет...
Лис смеется, и его смех словно окутывает Минато, горячее дыхание обжигает лицо, и он понимает, что из глаз текли слезы. Своей жизни - не жалко. Но Наруто?
- И мне даже не придется тебе мстить, ты это сделал сам, своими руками, каждый знак на его теле, выведенный твоей рукой, каждая руна печати, ты сам проклял своего сына на одиночество. Вы, люди, такие жестокие.
- Тварь! – выплюнул Минато, чтобы не захлебнуться словами. Кинулся к Лису, но тот внезапно зашипел, разлился огромной ржавой лужей. Минато невольно отступил, но поздно, ноги уже по колено в этой медленно закипающей жиже, по пояс, по шею. Минато забился, забарахтался, держа голову на поверхности, красно-розовый пузырь лопнул рядом с ним, забрызгав лицо. Минато зажмурился и тут же понял, что сейчас захлебнется в собственной кипучей ненависти. Перестал сопротивляться, и шипящий пузырящийся студень накрыл его с головой. Проклятый Лис. Минато закрыл глаза, завис в жиже, как муха в глицерине. Следовало отказаться от ненависти. Если Наруто так плохо приходиться там, снаружи, не стоит сеять ненависть изнутри. Проклятый Лис без того разрушил чересчур много. Победить его здесь нельзя, тем более – ненавистью. Минато подумал о сыне, постарался выбросить из головы проклятого Лиса. В конце концов, мысль это единственное оружие. Посмотрим, что ты на это скажешь, хитрая тварь.
Красно-ржавый кисель с шипением мгновенно собирается в Девятихвостого. Минато стоит у него на макушке, стирая остатки жижи с лица.
- Твой дух силен, - льстиво фырчит Девятихвостый, сворачивается в огромную запятую.
- Ты думал, меня пальцем делали? – говорит Минато, не ожидая ответа. Чувствует, что за ним правда. Чувствует себя почти живым.
Минато – маленькая светлая точка на огромной темно-рыжей пушистой запятой. И он не понимает почему, но после всего произошедшего, когда он смог выпустить сковывавшую его ненависть, он думает что это было почти хорошо. Почти приятно. Это странное чувство, утопать в чьей-то силе, она не сковывает, вовсе нет. Она обволакивает тебя, и он чувствует Лиса вокруг, живого, теплого. Он видит, что тот разглядывает его, снова вернувшись в свою обычную форму. Разглядывает с какой-то задумчивостью, словно Минато собака, только что проделавшая новый трюк и хозяин хочет знать, где он этому научился. Ненависть исчезает, и Минато наконец-то чувствует гармонию. Это необычно, он никогда не был настолько в мире с собой, словно не остается ничего недосказанного, ничего незавершенного. Время капает, как вода в клепсидре.
И вот это чувство, что он может, и даже хочет раствориться в этом спокойствии, пугает. Он не хочет. Не хочет становиться частью Лиса, даже на мгновение, на долю секунды. И он резко приходит в себя.
- Не подходи ко мне, не говори со мной, - он старается, чтобы голос звучал зло, но испуг все равно просачивается, и он чувствует дрожь опасения, пробегающую через все тело.
- Как хочешь. Ты сам подойдешь, когда придет время, человек.
Минато не знает, сколько проходит дней, часов, минут, бесконечность нельзя делить на отрезки. И верный своему слову Лис не говорит с ним, продолжая мелькать где-то вдалеке, полностью занятый лишь собой. А у Минато нет ничего, кроме мыслей. Ошибки прошлого, несовершенные поступки, упущенные возможности. Сейчас кажется, что так легко не сделать чего-то или сделать в десять раз больше. У него буквально есть все время в мире. Но оно ему не нужно.
И ему скучно. В те суматошные дни перед нападением, он отдал бы все за час сна, а сейчас у него множество этих часов, хоть впрок запасай, но все кажется ненужным. Он не понимает, зачем существует. Ни в одной книге не написано, как должны вести себя мертвые герои. Он уже выполнил то, что был должен, но никто не говорил ему, не учил, как жить после. Он даже порно писать не может, как наверняка бы сделал Джирайя.
И, наконец, он не выдерживает, проигрывает себе, но не хочет больше молчать. Все же разговоры с Лисом лучше, чем разговоры с самим собой, до этого он еще не дошел.
Лис привычно занят тем, что вылизывает один из своих хвостов. Минато не уверен, что тут, в этой бесконечности есть грязь, возможно, это тоже просто привычка, но он часто ловит Лиса именно за этим.
- Как он?
Лис отрывается, смотрит на него и продолжает свое занятие.
- Я спросил, как он?
- А почему я должен отвечать тебе, человек?
- Словно у тебя есть что-то еще чем заняться.
- Может, я планирую побег, - заявляет Лис, намеренно растягивая слова. Внимательно наблюдает за его реакцией
- Не сможешь, я не оставил тебе ни одной лазейки. Свободы тебе не видать, - в этом Минато уверен, он знал, что делает, и ни на миг не сомневается в сказанном. Возможно, именно это и хотел узнать Лис – есть ли шанс вырваться отсюда. Но ни один из них никогда не покинет это место. Минато об этом позаботился.
Он не понимает, разочарован ли Девятихвостый этим ответом или нет.
- Ты тоже. Вот только ты-то и не был никогда свободен. Как там? Ниндзя лишь орудие своей деревни, да? Безжалостное, беспощадное и такое же неживое.
- Ты не знаешь, о чем говоришь.
- Я? А может, это ты не знаешь? Что ты можешь знать, запертый в физической оболочке, навсегда похоронивший себя в жалком, слабом теле. Ты не представляешь себе, что это такое – быть частью мира.
Минато видит, что тот не врет, что злость, звучащая в нем, неподдельна. И все же он не понимает. Он действительно не знает. И не уверен в том, что хочет знать.
- Скажи, как мой сын?
- Растет. Ему уже пять, если судить по вашим земным меркам.
Пять лет, он не заметил, как прошло это время. Его сыну уже пять. И он сам вот уже пять лет как мертв.
- Он по-прежнему плачет?
- Нет, - Лис медленно моргает.
- Мой сын, - тихо, но гордо говорит Минато.
- Сильный духом.
- Не пальцем делал…
- Я в курсе, - перебивает Лис. Он уже ознакомился с набором шуточек Минато.
Все меняется постепенно, он сам не понимает, как, но они с Лисом общаются, тот иногда рассказывает ему о сыне, но не только, эти разговоры ни о чем, перемешивающиеся с оскорблениями, которые нельзя назвать дружескими, но это уже и не те оскорбления, что прежде. Это странные отношения двух пленников, вынужденных делить одну камеру на двоих.
- Я хочу показать тебе кое-что интересное, - Лис говорит это внезапно, они до этого долго молчали и его голос выводит Минато из задумчивости.
- Зачем это тебе?
- Потому что мне скучно, - это слишком простое объяснение, и не стоит ему доверять, но какой вред может быть от этого. Он уже мертв, так
- А зачем это мне?
- Это приятно.
- Приятно?
- И ты можешь увидеть сына.
Это предложение – соблазн в чистом виде. Это то, от чего он не может отказаться
И Минато не знает, физическое ли это чувство, он никогда не испытывал ничего похожего.
Катакомбы чужого подсознания – странное место. Слова гулко тонут в пустоте, или взмывают в потолок испуганными летучими мышами, хотя, если вдуматься, никакого потолка тут нет. И пола тоже. И самого Йондайме, который давно уже не Йондайме, а загнанная в подсознание мысль.
Минато и сам может стать здесь Лисом. Может отрастить себе хоть девять, хоть двадцать девять хвостов, или разлиться лужей. Но он этого не делает. Размер и форма не имеют значения. Лис иногда становится меньше, вот как сейчас, темной половинкой монады льнет к нему, кладет мохнатую башку на колени. Светлое теплое мужское начало Минато уравновешивает темную энергию Лиса. Пусть будет гармония.
- На воле хорошо, - скулит Лис, - Я медленно сгнию здесь.
- Не дави на жалость, - Минато лениво чешет за ухом, - Я не сорву печать, это раз, а два – я не смогу ее сорвать, даже если ты расскажешь мне, что у тебя там осталась старенькая мама и выводок лисят мал мала меньше.
- Большой большого больше, – возражает Лис, - Я их не пальцем делал.
Минато смеется, чешет его загривок, и Лис умолкает, глухо рычит от удовольствия.
- Мне плохо здесь. Зверь не должен жить в клетке, слышал о таком?
- Хреновый из тебя разрушитель, - смеется Минато, - Делая зло, избегай наказания.
- Делая добро, избегай славы, - парирует Лис, - Хреновый из тебя Хокаге.
- У меня есть слава.
- О да, только много ли в ней теперь пользы?
Они замолкают как всегда, когда пикировка заходит в тупик, чтобы через какое-то время начать заново.
- И я не настолько хреновый Хокаге, как тебе кажется, - Минато дергает его за длинное ухо, - Я хороший дипломат. Ты это не заметил.
- Мы в ответе за тех, кого мы приручили, - забрасывает удочку Лис, но Минато качает головой. Девятихвостый горячо дышит ему в шею.
Однажды, неважно когда, в самом деле, неважно, речь вновь заходит о предложении Лиса.
Минато не знает, на что он соглашается, и это самое незнание щекочет нервы. И, судя по тому, как блестят глаза Лиса, не зря.
- Успокойся, дыши ровно, словно пытаешься управлять чакрой.
Минато пытается дышать, это легко после всех этих лет тренировок. Но он совсем не знает, чего ему ждать, а приятно - это не слишком точное описание, под него попадает так много вещей, от прохладного ветра в жаркий летний день до поцелуя с любимой.
- Закрой глаза, так будет легче.
Минато подчиняется. Это легко, он просто дышит и ждет чего-то, по привычке прислушиваясь, концентрируясь на каждом изменении своих чувств, стараясь понять: оно или нет. И все же это приходит неожиданной волной, чужая сила накрывает его, врывается, поглощая изнутри, и это словно тонуть на суше, царапая пальцами землю.
- Не отторгай, прими это.
Голос пробивается к нему словно через слой ваты, но он пытается, и становится легче, уже получается дышать, и он не чувствует, что это подавляет его, скорее уговаривает, мягко просит, увещевает, шепчет. И он подается навстречу. Это кажется... приятным, удовольствие которого он еще никогда не испытывал. Оно щекочет кожу, мягко лаская его без физического прикосновения. Это что-то совсем иное. Словно кто-то изучает тебя целиком, от волос и до кончиков пальцев, до последней частички тела.
Минато неожиданно чувствует возбуждение. Свое и чужое. Это странно, но оба эти чувства разделены, он определенно ощущает это, и одно подпитывает другое, с каждым вздохом, всхлипом становясь все сильнее. Это не просто объединение восприятий, это напоминает секс. Но только если там участвуют тела, то тут мысли. Они сплетаются в странном танце на самых кончиках нервных окончаний, Минато сейчас чувствует Лиса так отчетливо, что это немного обжигает, но и это отчего-то приятно.
Он стонет, корчится, слышит хихиканье лиса, но сейчас уже все равно, потому что ему надо еще, больше, сильнее. И Лис дает это ему, открываясь еще и еще, пока Минато не начинает просить, он уже и не понимает чего именно, главное чтобы это продолжалось. Это, чему он не в силах дать название, наконец, достигает своего пика и словно все на секунду замирает, чтобы вновь придти в движение.
И Минато уже кричит от переполнившего его удовольствия, которое наконец-то нашло выход.
Да, да, да...
Когда он приходит в себя настолько, чтобы что-то осознавать, он открывает глаза и видит, что Лис находится там же, где и был.
- Ублюдок.
Слишком слабо сказал, Лис даже не перестает улыбаться. Минато знает, что слабо. Но у него сейчас нет сил сердиться. У него вообще сил нет.
- Ты сам согласился на это.
Минато фыркает.
- Ты не сказал, на что я соглашаюсь.
- Ну, я ж демон, мне положено.
Действительно. А он шиноби, Хокаге, но ему уже ничего не положено, он давно расплатился с долгами и даже с лихвой. Поэтому он знает, что обязан злиться, потому что его обманули, но после пережитого все остальные чувства кажутся недостаточными. Ублюдочный Лис с его ублюдочными методиками.
Приятно, как же.
Он закрывает глаза, решив, что разберется с этим потом. Сейчас ему почему-то совсем не хочется это делать.
Лис тихо смеется. Он хитрый-хитрый, этот Лис, он знает, что Минато снова согласится на это. В общем-то, сам Лис не против такого времяпровождения. Проникая в сознание Минато, смакуя его скомканные воспоминания о жизни, сумбурные, скомканные и бестолковые, в общем-то, воспоминания, Лис постигает человеческую суть, а понимание этой сути еще пригодится – когда детеныш Минато будет достаточно взрослым, чтобы попросить о силе. А детеныш попросит, еще приползет к нему, встанет по ту сторону решетки, или Девятихвостый ничего не смыслит в этих слабых человеках. И потом – это приятное времяпровождение, во всяком случае, ничуть не хуже, чем слушать байки Йондайме, которые тот каждый раз рассказывает на новый лад.
Лис ждет. И Минато соглашается. Минато садится, скидывается тяжелые сандалии шиноби. Подтягивает ступни выше, принимает позу лотоса. Лис, темная громадина, сидит напротив. Крупнее в разы, в сотни раз. Тихо фырчит, и от его горячего дыхания становится трудно дышать. Минато закрывает глаза, чувствует край чужого сознания рядом. Жаркое кисловатое дыхание Лиса, его темная энергия обдает Минато с головой, и он принимает эту энергию ритмичными толчками. Концентрируется на этом, вместе с энергией в сознание вплывают образы, сладко дергающие внутренние струнки. Медленно, ме-е-е-едленно, раз-два, ме-длен-н-но, о-оххх, меедллееннннооа, плавно, раз-два, ра-а-аз-двааа, раздватричетыре… И как только дыхание выровнялось, настроилось на один ритм, Минато прерывает контакт, отстраняется, блокирует сознание. Темная энергия Лиса переполняет его, смешивается с его собственной, кажется, отклонись вправо-влево, перельется через край. Некоторое время он сидит, настолько переполненный изнутри, что нет ни одной свободной клеточки, ни одной мысли. Охваченный щекочущим ласкающим экстазом, Минато содрогается, вытягивает руки ладонями вверх. И тихо-тихо, стараясь не расплескать, отдает обратно этот вязкий красно-голубой кисель из чакры. В центре его сущности, наполненной темнотой, возникает светлый островок, в изнанке сущности, что зовется Девятихвостым, наливается черным такое же круглое пятно. Минато старается не выдать все разом, пропускает поток сквозь себя, кончики пальцев отчетливо дрожат, он весь дрожит, словно провод под сильным напряжением. Чудовищная, почти абсолютная чакра Лиса покидает его. Слышно то, как глухо, на уровне инфразвука урчит Лис, принимая в себя. Уши Минато не воспринимают этот инфразвук, но он чувствует его всем телом, как ударную волну огромной мощи. Там, в мире живых, это низкое рычание сметало деревни с лица земли и вызывало цунами. Здесь же это урчание доводит его до чего-то, сладко похожего на оргазм. В предчувствии оргазма он замирает в ожидании, выравнивает дыхание, раз-два-три-четыре, отдает всего себя без остатка, до капли, все ему, концентрация предельно высока. Минато видит землю с огромной высоты. При этом не стоит на голове верного Гамабунты, нет, сейчас эта высота не кажется ему опасной, потому что он крепко стоит на четыре лапах. Девять хвостов за его спиной, мощь и сила – до кончиков когтей, до последней ворсинки. Минато раскрывает пасть и громко урчит, от его рыка гнутся деревья, города и деревни стелются перед ним, и все нутро охвачено боевым азартом. Но Минато не нравится давить людей, и Лис знает об этом. Легкое шевеление Лиса, и вот над Минато светит луна иного мира, незнакомая, багровая луна. И такой зверь, как он сам, с острыми когтями и клыками, со светло-рыжей шерстью, переливающейся, как алое море в свете луны. Минато рядом в два прыжка, преграждает путь зверю. Встает, демонстрируя рост и силу, позволяя оценить себя. Делает шаг вперед, трется ушастой башкой о теплую мягкую шерсть, чувствует, что ему все позволено и хватает самку за загривок. Влажная ночь пахнет так ароматно, сотней, тысячей насыщенных запахов – сладких, приятных, тревожных, волнующих. Самка под ним тихо-тихо урчит, Минато грубо вталкивается, рыча и поскуливая, нутро захлестывает животное наслаждение, простое и понятное, не обремененное сложными человеческими отношениями. Ночь наполнена криками, опасностью, истомой. Это похоже и не похоже на человеческий секс одновременно. Только так, пожалуй, и можно понять Девятихвостого. Человеческие слова – действительно слабые. Лис был прав, прав-прав-прав… Девятихвостый возвращает ему часть энергии, чтобы Минато не остался опустошенным. Пронизанный нечеловеческим оргазмом Минато откидывается на спину, конвульсивно хватая воздух распахнутым ртом. Мягким алым человеческим ртом. Громко, протяжно стонет, обнажая белые зубы, такие наивные крохотные тупые клыки.
Лис смеется. Минато тоже.
Минато тоже ждет. А время падает, капли падают. Его дух по-прежнему крепок, горит ярко, и не такому, как Девятихвостый, пытаться его сломить. Кроме того, у Лиса нет ни единого шанса, Минато не лгал ему – сорвать печать не в его силах. Мало-помалу Минато сам осваивает духовные техники. Оказывается, так просто щелкнуть пальцами, залить все вокруг ярким, слепящим светом, и Лису хода сюда не будет – это его пространство. Вот только без Лиса заниматься по-прежнему нечем. Следить за сыном Минато по-прежнему не может.
Чего б только не отдал за возможность поговорить с ним.
Проблема в том, что Минато и дать-то нечего.
Душа – и завещана Богу Смерти.
Впрочем, будем надеяться, что тот долгов за ним не держит.