Подарочное)

[naruto-the-elders]

Писано было для Mokushiroku, на заявку "ма-ааленькая ХашиИза")).
Название: Легенды. Ветер встреч.
Автор: серафита
Бета: Kalahari
Дисклеймер: сами знаете
Пэйринг: Хаширама/Изуна, упоминание Мадара/Тобирама, косвенно и смутно Наруто/Саске
Рейтинг: R
Размер:драббл
Жанр: сонгфик, нечто вроде романса, крохотная капля юмора и ангста. Песня - "Ветер перемен" из фильма «Мэри Поппинс, до свиданья!»
Размещение: запрещено всем, кроме Mokushiroku
Саммари: то, что знают только Сенджу...
Саммари 2: "...говорят также, что они до сих пор ходят среди людей неузнанными... что те, кто был живыми легендами при жизни, и после смерти не покидают эту землю, продолжая оберегать ее, и даже Бог смерти вынужден уступить им. Ибо так платит Жизнь тем, кто служит ей самозабвенно". Из закрытых записей клана Учиха.

Быть живой легендой – сомнительный удел.
Приписывается Учихе Мадаре.
Мертвых легенд не бывает.
Приписывается Сенджу Хашираме.

Ветер дышал и пел, скользя над облаками. Потрогал скаты крыш, прохладными пальцами скинул белье с веревки, обокрал старую грушу, ухватив горсть подсохших листьев, воровато скользнул в узкий переулок, вырвался на волю и со свистом понесся дальше.
Человек, лежащий в тени под деревом, открыл алые глаза.
***
К колодцу у перекрестка медленно подъехала старая скрипучая телега. Хозяин спрыгнул с козел, подхватил под уздцы усталую лошадь, почуявшую воду. Путник в запыленном плаще, с белой повязкой на лбу, прихватывающей длинные, до пояса, волосы, как раз поднимал наверх деревянное ведро. Повернул голову. Замер.
- Эй, ты! Заснул, что ли? У меня скотина не поена с утра, давай поживей!
Человек отошел от колодца, уступая дорогу, не слыша бормотание оглядывающегося крестьянина:
- Ходят тут… блаженные…
Он смотрел, не отрываясь, на столбы пыли над дорогой, закрученные невесть откуда взявшимся ветром.
***
В заведении папаши Юми кутили уже пятый день кряду. Клиент попался щедрый и веселый, деньгами разбрасывался легко, но и сам папаша, и обслуга уже стонали от бесконечных капризов и выдумок гостя, с легкостью распугавшего завсегдатаев. Наиграется человек перехожий да дальше пойдет, а ему, Юми, еще кабак тут держать, и надо, чтобы люди не боялись заходить к старому папаше, не опасались получить кунаем в лоб, не вовремя заглянув не в ту дверь.
На шестое утро папаша осматривал разгромленный зал, горестно подсчитывая убытки, когда нежданно-негаданно налетевший порыв ветра вдруг ворвался в распахнутое окно, поднял колоколом занавеску, со свистом пронесся по помещению, заставляя жалобно дребезжать стеклянные сосуды на полках. Папаша обернулся к лестнице и подпрыгнул на месте. Гость стоял на нижней ступеньке, внимательно всматриваясь в что-то прямо перед собой. Юми проследил за его взглядом, однако ничего интереснее паутины в углу не увидел и с досадой подумал, что надо бы отругать служанку.
Чужак повернул к хозяину заведения беловолосую взъерошенную голову. Пошарил у пояса, нашел кошелек и бросил на прилавок. Затем развернулся и так же молча вышел прочь, прикрыв за собой дверь.
***
Ставки были высоки.
Толстяк пыхтел, потел, то и дело вытирал лысину мятым платком, тискал в пальцах картонные прямоугольники. Его партнер, напротив, даже не глядел лишний раз в свои карты, улыбался лениво, щурился по-кошачьи, вальяжно развалившись за столом. Его черные глаза блестели при неверном освещении, свет лампы отражался в чернильных зрачках, и казалось, что в их глубине играют багряные искры.
Легкий сквозняк, от которого дрогнули огоньки ламп, просочился вдруг сквозь незаметную щель, скользнул холодком по загривку и исчез без следа.
Черноглазый медленно поднялся из-за стола. Бросил карты рубашкой вверх. Вытащил из-за пазухи закладные, задумчиво повертел в пальцах, и увесистая пачка бумаг, туго перетянутая бечевой, хлопнулась сверху. Когда за игроком закрылась дверь, толстяк осторожно, мелкими шажками обошел игорный стол, перевернул чужие карты … и судорожно ахнул, прижимая к груди долговые расписки.
***
Ресторан «У Седьмого Хокаге» был хорошо известен всем, кто имел достаточно денег и досуга и желал провести его с комфортом, подальше от любопытных глаз и вездесущих ушей. Уютные залы, приглушенное освещение, вышколенная обслуга, очень хорошая кухня и роскошные апартаменты на втором этаже.
Обслуживающий персонал был отменно выдрессирован и давным-давно отучен проявлять какие-либо признаки удивления или интереса. Но сегодня был особый случай, и человек, в полном одиночестве расположившийся за столиком в центре зала, то и дело останавливал на себе недоумевающие взгляды. Во-первых, у него оказалось достаточно денег и сумасбродства, чтобы снять все заведение на вечер и ночь и потребовать полного уединения. Должно быть, предложенная сумма была и вправду запредельной, раз хозяин согласился без торга. Во-вторых, посетитель предупредил, что ждет гостей, и это не могло не возбуждать любопытства. В-третьих…
Волосы у него были до талии, темные, густые и прямые, перехваченные на лбу повязкой из светлой ткани. Кожа бронзовая, лицо почти квадратное, а глаза окружены такими густыми ресницами, что издали они выглядели сплошной полоской. Внешность скорее поразительная, чем красивая – и захочешь, не забудешь. Вдобавок, одет он был как бродяга с большой дороги и вовсе не выглядел человеком, способным позволить себе выкинуть несколько тысяч ре на дорогую прихоть.
Словом, в жгучем интересе прислуги не было ничего удивительного.
Гость же, кажется, даже не замечал взглядов и шепотков. Он отстраненно вертел в пальцах пиалу с саке, время от времени посматривая в окно, и вид у него был самый задумчивый.
Колокольчик у двери тихо звякнул, когда любопытство изнывающей прислуги достигло апогея. Вошедший ничем не походил на таинственного посетителя внешне: черноглазый и точеный, в неброской, но дорогой одежде, и увешанный оружием настолько, что звякал при каждом шаге.
Хозяин заведения, перевидавший на своем веку множество разномастного опасного люда, мысленно застонал.
При появлении чужака гость только выразительно приподнял брови и кивнул на свободный стул напротив. Новоприбывший окинул зал цепким внимательным взглядом, фыркнул едва слышно и уселся, скользнув через все помещение мягко и беззвучно, как кошка. Вальяжно откинулся на спинку. Гость так же молча подвинул ему пиалу и бутыль с саке.
- Ты здесь один? - Это был первый вопрос, нарушивший тишину за несколько часов, и прозвучал он неожиданно громко.
- И я тоже рад видеть тебя, Изуна, - голос у гостя оказался глубокий, низкий и приятный.
Глаза его насмешливо сверкнули.
- Я пришел сюда увидеть не тебя, Хаширама, - резко отозвался Изуна.
- Охотно верю. Признаться, я тоже не рассчитывал, что первым, с кем я встречусь после всех этих лет, будешь ты. Однако, похоже, у нас нет выбора. Ты опоздал, а раз так, думаю, ждать остальных и подавно не имеет смысла.
- Остальных, - процедил Изуна, - проклятье, я охотно обошелся бы без лицезрения физиономии твоего братца еще сотню лет, но…
- Но, полагаю, ты был бы вовсе не прочь поглядеть на физиономию своего, - закончил за него Хаширама.
- В конце концов, у нас не так часто выпадает возможность повидаться, - буркнул его собеседник, - нужный ветер дует раз в насколько лет, а с последнего раза прошло полтора десятилетия!
- Таким, как мы, нельзя слишком часто пересекаться, - примирительно сказал Хаширама, мельком глянув на окно; снаружи шумели. - Ничем хорошим это не заканчивается. Мы порождаем хаос и нестабильность одним своим появлением, а уж если нас соберется несколько в одном месте…
- Да знаю я! Но все равно, это правило ведь действует не на всех.
- Не на всех, - согласился Хаширама, - но ни ты, ни я исключениями не стали. Младшему поколению повезло больше. Они хотя бы могут быть вместе и видеться, когда захотят.
- Вместо этого они шляются порознь черт знает где, - язвительно отозвался Изуна.
Хаширама тихонько засмеялся:
- Не будь так завистлив, Учиха.
Ответный взгляд был воистину убийственен.
Сенджу качнул головой:
- Эта земля сама выбирает, кому ей служить, Изуна. Иногда с Огнем не может совладать даже смерть, и тогда Богу Мертвых приходится отступить. Но выбор всегда за нами, при жизни или после нее. С кем оставаться, как оставаться, куда идти.
- Так, как выбрал мой брат? - Вырвалось у Изуны.
Хаширама прищурил глаза.
- Так вот, в чем дело, - протянул он. - Тебя это донимает до сих пор? Я-то думал, ты давно смирился…
- Как будто тебя не донимает. Или как будто ты смирился.
- Ну, отчего же, - спокойно отозвался Сенджу, - не могу сказать, что мне это безразлично, но я достаточно доверяю Тобираме, чтобы не осуждать его выбор.
Выражение лица Изуны стало откровенно скептическим.
В действительности, Хаширама не кривил душой. Он не держал на брата зла и был слишком привязан к нему, чтобы испортить отношения из-за такой мелочи. Возможно, в прежней своей жизни в роли Хокаге он счел бы иначе, но любые условности перестали иметь для него значение давным-давно. Легкое непреходящее удивление, впрочем, сохранилось до сих пор – Хашираме никогда не казалось, что его брат способен увлечься чем-то подобным. В конце концов, Тобирама обожал женщин. Было ли причиной его выбора пресыщение, любопытство или тяжелая контузия (как однажды в пылу ссоры мрачно предположил Хаширама, в первый и единственный раз едва не нарвавшись на серьезный спарринг с братом), но с этим выбором пришлось считаться. Единственным, что до сих пор оставалось для Хаширамы непостижимым, был человек, которого выбрал Тобирама. Пожалуй, Шодая не слишком шокировал бы факт, что его младший брат время от времени спит с мужчиной, но он все еще не мог справиться с собственной реакцией на известие, что Сенджу Тобирама спит с Учихой Мадарой.
Что ж, с Мадарой, по крайней мере, можно было вести дела. Терпеть его иногда (всегда) стоило усилий, но зато с ним можно было договориться. Хаширама невольно поморщился, вспоминая, во что превратились любые переговоры с кланом Учиха после того, как к власти пришел младший из братьев. Вряд ли даже его собственные одноклановцы знали, что представляет собой Учиха Изуна до того, как он возглавил Семью. И наверняка еще десять раз успели пожалеть о Мадаре. Что же, Хаширама по крайней мере был осведомлен лучше них. Что Учиха-младший неудержим и жесток в бою, Шодай знал еще с тех давних пор, когда во время стычки кланов Мадара оттаскивал Изуну от него силой. И тогда же понял: Мадара единственный, кому Изуна позволит это сделать.
Мадаре важен был живой Сенджу Хаширама, чтобы заключить с ним союз; Изуне было важно победить.

Мадара – единственный, кому Изуна позволит забрать у него победу.

Шодай мотнул головой, отбрасывая за спину длинные волосы, откинулся на стуле и вдруг улыбнулся настоящей, широкой, мальчишеской улыбкой.
- Эй, - тихо позвал он, рассматривая сидящего напротив шиноби с неожиданным интересом, - да ты ведь ревнуешь!
Изуна вздрогнул.
- Ты не в себе, Сенджу, - резко сказал он.
- Ну отчего же. Я ведь не сказал, что твои чувства неестественны. Младшим братьям свойственно ставить старших на пьедестал. И когда оказывается, что старшие вовсе не собираются стоять там истуканами всю жизнь, это кажется предательством, верно?
- Заткнись, - процедил Изуна. - С чего ты вообще взял, что твои предположения имеют отношение ко мне?
Хаширама пожал плечами.
- Разве я не прав?
Изуна молчал.
Шодай вздохнул:
- Послушай… разве он не заслуживает большего, чем всю жизнь оставаться твоим старшим братом? Разве у него в жизни не может быть чего-то, принадлежащего ему одному? Чего-то, что не хочется делить ни с кем, даже с человеком, с которым всегда все было на двоих? Даже с тобой?
- Откуда тебе знать, - наконец глухо выговорил Изуна, отворачиваясь. - У тебя ведь никогда не было старших братьев.
Хаширама поглядел в окно. Движение на улице стало еще оживленней, теперь можно было расслышать крики.
- Мой отец был непревзойденным игроком в шоги. Он вел по переписке заочные партии с несколькими признанными мастерами, в том числе с дайме страны Молнии. Я помню это с детства: всех этих людей в вычурных чужеземных одеждах, монахов и аристократов, поэтов и отшельников, приходивших к нам в дом только ради того, чтобы сыграть с моим отцом. Я был горд, что я – его сын, как гордится любой мальчишка, зная, что его родитель лучше всех и сильнее всех. Он казался мне непобедимым. Как-то - мне как раз стукнуло семнадцать, - отец предложил мне партию…
Хаширама сделал паузу.
- Я сделал его в течении пятнадцати минут. Разгромил полностью.
Теперь Изуна повернулся и смотрел ему в глаза.
Хаширама покачал в пальцах пиалу из тонкой белой глины:
- Я до сих пор помню, какое у него тогда было лицо. Я был так зол на него тогда… проклятье. - Он мотнул головой и выпил саке одним глотком. - Рано или поздно, Учиха, любой сын понимает, что его отец – всего лишь человек.
- И любой брат? - почти беззвучно спросил Изуна.
Крики на улице перешли в вопли. Хаширама поморщился:
- Любезнейший, - хозяин заведения, все это время тихонько маявшийся у входа, мигом подскочил, угодливо кланяясь, - не могли бы вы узнать, что за шум там на улице? Пожар в борделе?
- Нет, господин, - пробормотал владелец ресторана, - я посылал слугу узнать… Какие-то чужестранцы затеяли драку посреди улицы, а затем перебрались в «Маленькую иву» - это самый дорогой игорный дом в квартале! – и теперь играют на очень высокие ставки. Я слыхал, один из них успел сорвать банк и практически поставил «Иву» на грань банкротства в течении последних двух часов! Хозяина «Ивы» еле успели вытащить из петли, ведь его пустили по миру. А теперь, представьте, те двое играют друг с другом, и ставят…
- Увольте, - поморщившись, прервал Хаширама, - я не желаю слышать, что именно они ставят на кон. Впрочем, вполне могу догадаться. М-да, это, разумеется, похлеще горящего борделя. Если вы успели сделать ставки на исход игры, могу подсказать вам выигрышную комбинацию. Тобирама всегда отвратительно играл в карты.
Владелец ресторана отошел, бормоча какие-то извинения.
Изуна молча рассматривал столешницу перед собой.
- Похоже, они не опоздали, а просто не дошли сюда, - заметил Сенджу. – Опять встретились друг с другом раньше…
Учиха кусал губы.
- Может быть, - понизив голос, сказал Шодай, - он просто ищет то, что не в силах дать даже ты… я не имею в виду постель. Они оба ищут.
- Это можно получить в любом борделе, если ему так нужно, - выдавил Изуна.
- Значит, есть еще что-то помимо того, что может предложить любой бордель, - спокойно ответил Хаширама.
- И ты знаешь, что это.
- Может быть.
А ты – нет. Это осталось непроизнесенным.
Изуна смотрел на него цепким, изучающим, взвешивающим взглядом.
Сенджу, который видит в его брате то, что не понимает он сам.
- Скажи… здесь ведь есть гостевые комнаты на втором этаже? - Скомкал пальцами тонкую скатерть. - Я… хочу понять.

Хозяин «У Седьмого Хокаге», мнящий себя человеком просвещенным и разумным, в свое время действительно объездивший полстраны и перевидавший множество достопримечательностей, без сил опустился не оказавшийся как нельзя кстати рядом стул, сообразив наконец, кого именно напоминали ему двое, только что поднявшиеся в гостевые комнаты. Главную достопримечательность страны Огня.
Две огромные каменные статуи, вот уже двести лет возвышающиеся над Долиной Завершения.

Дальнейшее для Изуны походило на слайды: короткие, выразительные картинки, врезающиеся в память. Переворачиваться он не захотел, оказаться в таком положении, без возможности хотя бы следить за происходящим, было унизительно.
вовремя же ты вспомнил о гордости, Учиха
А потом Хаширама лег на него полным весом, разводя колени, перебрасывая одну ногу себе через локоть, тяжелый и жаркий, и все это можно было бы терпеть, если бы придурку вдруг не вздумалось его целовать; если бы не взбрело в голову выглаживать его, словно девственницу; если бы он вдруг не тронул губами висок с тонкой сетью жил под прозрачной кожей, убирая за ухо длинную, глянцевито-тяжелую прядь…
брат… Мадара чувствует то же? ЭТО так влечет его?
Мысль была несвоевременной, и он постарался ее отбросить.
Здесь и сейчас не осталось места для Мадары.
Хаширама отстранился, глядя на кусающего губы, отворачивающего лицо Изуну. Нежить его, уже твердого, переворачивать, удерживая на весу, губами вжиматься в ямку над ключицей, будто специально сделанную под его губы, изгиб в изгиб… целовать теплое, напрягшееся, и чувствовать ладонью, как дрожит под ребрами чужое сердце… Сомкнутые веки, запрокинутое лицо, страдальчески сведенные у переносицы брови. Вот как, значит. Стало быть, ласка тебе внове? Не умеешь принимать, не знаешь, как ответить, не можешь быть слабым даже здесь? Хороша же была у тебя жизнь, если даже в собственной спальне ты не давал себе свободы…
И легонько качнулся, придерживая под бедра – раз, другой, третий.
Учиха под ним смотрел снизу вверх алыми, как кровь, как закат, как осенняя рябина глазами.
Шодай опустил веки, пряча взгляд: тебе не надо видеть в моих в глазах жалости, этого ты мне никогда не простишь. А ты ведь вовсе не хочешь возненавидеть меня после сегодняшнего, верно?
И тогда наконец почувствовал, как руки Изуны осторожно обнимают в ответ.
***
Утро оказалось чудесное, яркое и солнечное, пропитанное запахами осени и теплого хлеба из соседней булочной.
Собирались быстро и почти не разговаривая, со сноровкой опытных шиноби, готовых сняться с места в любой момент.
- Жаль, с Тобирамой и Мадарой так и не повидались, - вскользь заметил Хаширама щурясь на ослепительно-синее небо. Изуна молча кивнул.
Ветер перестал играть в свои игры, время вышло, и надо было спешить.
На улице оба они приостановились.
- Что ж, похоже, нынешняя встреча закончилась, - помедлив, Изуна все же повернулся к Хашираме, глядя прямо в лицо. Сенджу был выше, и для этого приходилось слегка запрокидывать голову. Шодай вздрогнул, вспомнив, как прошлой ночью он делал так же, подставляя шею под чужие губы.
- Похоже, - медленно сказал Хаширама.
- Увидимся.
- Конечно.
Изуна повернулся, шагнул прочь, теряясь в вихре осенних алых листьев, легкая рябь мелькнула на поверхности пруда, брызнув искрами, - и спустя миг улица была пуста.
Хаширама с секунду еще смотрел на то место, где он стоял, затем повернул в противоположную сторону.

На соседней крыше черноволосый человек, похожий на Изуну, как две капли воды, задумчиво вертел в пальцах охряно-алый кленовый листок, время от времени с удовольствием вдыхая пряный горьковатый аромат. Ухмылялся собственным мыслям.
Все-таки Тобирама был прав, не было смысла торопиться сюда. Они и вдвоем не скучали.
- «Увидимся», а? – пробормотал он себе под нос.
И рассмеялся тихо, почти беззвучно.
Что-то подсказывало ему, что Ветер встреч для этих двоих будет петь теперь гораздо чаще…